3.1 Относительная социальная изоляция

Все шло хорошо, пока внезапно я не оказалась так одинока. Это ужасное одиночество точно переехало меня, вонзилось в меня. Не могла избавиться от него, не знаю почему. Я ничего не могла поделать с собой. Я хотела умереть.

Мисс Браун

Вынесенная в эпиграф вспышка отчаяния мисс Браун, взятая нами из английского сборника «Лабиринты одиночества», демонстрирует многие черты состояния человека в современном мире. Здесь следует отметить, что в Научном центре суицидологии статистически выявлены 22 стандартные ситуации, которые чаще всего побуждают людей к самоубийству; одно из приоритетных мест занимает одиночество.

Английский писатель и актер Роберт Морли дает определение современного английского общества, как общества молчальников, за исключением парламента, Гайд-парка и лондонского воскресного рынка. Хотя из окон квартир доносится завывание современной музыки и бормотание телевизоров, создается такое впечатление, «что люди покинули жилища, забыв выключить эту технику». Не только английское общество распадается на «атомы», но и сами «атомы», если в качестве таковых рассматривать семейную ячейку. «Если вы заглянете в окна, — говорит Р. Морли, — то обнаружите людей, хотя они больше будут походить на восковые фигуры из музея мадам Тюссо: он уткнулся в газету, она вяжет, дети тасуют кассеты или курят, уставившись в потолок. У них нет никакого желания поговорить друг с другом. Даже за обеденным столом. Впрочем, если вы обратите внимание, из наших домов стали исчезать и обеденные столы. Люди молча поглощают пищу, сидя перед телевизором. Самым распространенным английским словом становится «заткнись»... Телевизор — это своеобразный холодильник, в который мы сложили все наши мысли и чувства, вернее, мы делегировали их ему. Он смеется за нас и плачет, радуется и тоскует. В наш молчаливый век он даже говорит за нас» (175, с. 25).

Причина такого социального разобщения общества, конечно, не в телевизоре; он не создал вакуум в отношениях между людьми, а лишь заполнил его. И не в конфликте поколений, как это пытается представить ряд социологов. Причина в частной собственности на средства производства и в философии индивидуализма, как надстройки этого общества. Семья распадается не потому, что нет стола, вокруг которого можно было бы собраться, а потому, что родственные отношения вытеснялись имущественными. Дети перестают быть детьми, они просто наследники, причем не духовных ценностей, а имущества — движимого или недвижимого. У супругов разные чековые книжки. Они не доверяют друг другу ни сокровенных мыслей, ни своих чувств, ни тем более денег.

Конвейерное производство социально-психологических стереотипов — привычек, обычаев, вкусов, оценок, форм поведения и восприятия — уничтожает черты индивидуальных различий людей и при внешней унификации общественной среды фактически ведет к ее расколу, расщеплению на атомарные единицы, не ассоциируемые друг с другом. Философ Э. В. Ильенков метко заметил, что «единство (или общность) создается тем признаком, которым один индивид обладает, а другой — нет. И отсутствие известного признака привязывает одного индивида к другому гораздо крепче, чем одинаковое наличие его у обоих... Два абсолютно одинаковых индивида, каждый из которых обладает тем же самым набором знаний, привычек, склонностей и т. д., были бы друг для друга абсолютно не интересны, не нужны... Это было бы попросту удвоенное одиночество» (69, с. 253).

В работе «Бегство от свободы» американский психиатр Э. Фром говорит о двух общих потребностях личности — потребности в связи с другими индивидами и потребностью в свободе или автономии. По его мнению, в основе возникновения потребностей лежат «не физиологические процессы, а сама сущность человека». О необходимости избегать одиночества он пишет: «Отсутствие связи с ценностями, формами мы должны определить как моральное одиночество, указав при этом, что моральное одиночество, как и физическое, или, скорее, физическое одиночество становится невыносимым только тогда, если оно включает в себя также и моральное одиночество… Это состояние, которого человек больше всего боится» (70, с. 281).

Представьте себе такую ситуацию — вы открываете дверь своей квартиры, а на пороге симпатичный механический «человечек». Он приветствует вас, зажигает свет в коридоре, сообщает вам точное время, может пропылесосить полы, включить нужную программу телевидения, проделать массу других домашних дел. Это робот японской фирмы «Намко», произведенный в 1982 г. По мнению Тиссаро, начальника производственного отдела фирмы, главная особенность робота в том, что у него забавный внешний вид. «Это не столько машина, — говорит он, — сколько игрушка». Фирма также выпускает несколько образцов «механических друзей», среди которых особым спросом пользуются робот-кошка «Няумуко».

Один из токийских промышленников стал выпускать говорящих роботов-кукол в человеческий рост, которые как две капли воды похожи на настоящих людей. Они способны поддержать бытовую беседу, ответить на простые и философские вопросы и т. д. Дефицит общения в огромном современном городе, чувство одиночества заставляют женщин покупать говорящие куклы — не детям, а себе. Они также пользуются спросом среди одиноких и бездетных людей. И спрос на этот товар растет.

История, случившаяся с неким преуспевающим врачом по имени Мишель, поначалу может показаться вариацией греческого мифа о Пигмалионе, влюбившемся в статую прекрасной девушки и своей любовью оживившем холодный мрамор. Галатея Мишеля — кукла в человеческий рост, обтянутая синтетическим материалом, который по эластичности и цвету ничем не отличается от человеческой кожи. Абсолютная копия живой девушки сделана японцами конвейерным способом. В сущности, это игрушка, безобидная вещь, рассчитанная на состоятельных и преуспевающих покупателей. И Мишель, человек богатый, пользующийся успехом у женщин, покупает куклу, поддавшись моде буржуазной элиты.

Эту историю рассказал в фильме «В натуральную величину» испанский художник-реалист Луис Гарсия Берланга, которого наши зрители знают по картине «Палач». У другого драматурга эта история могла бы и не подняться выше фарса: в самом деле, что может быть нелепее любви к кукле? Но Берланга начинает с комедии и кончает трагедией — трагедией человека, утратившего душу. Нелепая история оборачивается обвинительным актом обществу, которое искажает саму природу человека:.

Распаковав куклу не дома, а в комнате, примыкающей к его рабочему кабинету, Мишель любуется ее красотой, а потом начинает ее ласкать. Короче говоря, он влюбился в свою куклу, одушевил (персонифицировал) ее; начал с ней разговаривать, учить ходить и играть на пианино, восхищаясь ее послушанием. Жена, узнавшая тайну мужа, взбешена. Женщина «современных взглядов» могла простить ему волокитство за реальными женщинами, но адюльтер с куклой ее возмущает. Тогда Мишель бросает жену и переселяется с куклой в старинный особняк, принадлежавший его матери. Пигмалион, как известно, женился на Галатее. То же самое делает Мишель, исполнив в родовой часовне роль и жениха, и священника.

Французский критик журнала «Эуропео» Жерар Клейн в связи с фильмом испанца вспоминает испанскую же легенду — о Дон Жуане: «Как и Дон Жуан, Мишель с кощунственным наслаждением попирает законы общества, в котором он живет, и так же готов идти до конца... А кукла?.. Кукла в этом фильме — Статуя Командора».

Литературный критик Г. Макаров считает, что с этим замечанием о роли куклы можно согласиться: именно кукла погубила Мишеля. Однажды Мишель узнает, что кукла в его отсутствие «изменила» ему со слугой. Мучаясь ревностью, Мишель совершает «двойное самоубийство». Посадив куклу рядом с собой в машину, он бросается с моста в реку и гибнет. А кукла всплывает и качается на волнах, все такая же красивая, ожидая нового владельца.

«Что же касается того, — прдолжает Г. Макаров, — что Мишель будто «попирает законы общества», то здесь явно требуются поправки, и их дает отчасти сам Берланга в интервью «Эуропео». Он говорит, что «показанная им ситуация не придумана, а подсказана реальностью. Его герой, подчеркивает он, не «банальный психопат», а банальный член «общества потребления», которого взрослая жизнь разочаровывает и пугает. Игрушки в такой жизни — единственное удовольствие. «Мой герой живет в мире игрушек: его окружают магнитофоны, телевизоры, видеокамеры, проигрыватели». Все эти игрушки Мишель выбрасывает ради новой, необычной — куклы. «Беда только в том, — добавляет Берланга, — что игрушки могут предавать» (118, с. 8).

Общество, лишенное духовных ценностей и гуманных идеалов, может представить людям, да и то лишь тем, кто имеет деньги, — заменители, суррогаты утраченного. «Счастье, — во владении вещами» — так схематизируя, но отнюдь не упрощая дел, можно представить подтекст всей западной пропаганды минувшего XX и нашего века. В этом случае вещь, как материальный объект, утрачивает истинное значение, превращается в фетиш, наделяется духовными качествами, совсем ей не свойственными.

Мишель, обожествляя куклу, будучи при этом заурядным обывателем, оказывается бесконечно далеким и от бунтаря Дон Жуана, и от скульптора Пигмалиона. Он жертва системы духовного отчуждения, но жертва, не вызывающая симпатий. И его кукла не Галатея, идеальная женщина, а вещь, которую произвели на конвейере.

На заседании Королевской медико-психологической ассоциации в Лондоне ее президент Эрвин Стэнгель в своем докладе «Одиночество и молчальничество современного общества» сказал: «Мы все меньше общаемся друг с другом, все реже и реже говорим между собой. У человека появляется опасная привычка предпочитать в качестве собеседника неодушевленные предметы — радио, телевидение, газеты — одушевленным; животных — людям».

Неожиданно прервав доклад профессор обратился к аудитории, состоящей из врачей-психиатров: «А скажите на милость, любезные коллеги, кто из вас может припомнить, когда он в последний раз беседовал со своей супругой хотя бы в течение получаса?» Выяснилось, что ни один из 150 присутствующих не мог припомнить, когда он в последний раз беседовал со своей женой сколько-нибудь продолжительное время. Закончил свое выступление президент такими словами: «Так что же вы ожидаете от других? Ведь вам, как психиатрам, надлежит знать, что болтовня менее опасна, чем молчание» (173, с. 4).

Все более утрачиваемое общение между людьми сказывается на психическом их состоянии. Особенно остро одиночество переживается одинокими людьми: никто не интересуется ими, никому до них нет дела.

В Англии предпринимаются меры по борьбе с социальным разобщением. Небезынтересна в этом плане деятельность братства «Добрых самаритян». День и ночь в келье дежурят два члена братства. Их обязанность — отвечать на телефонные звонки или отчаявшихся, или просто одиноких, которым не с кем перемолвиться словом. Номер этого телефона — «Мэншинхауз 9000», но по нему трудно дозвониться — он всегда занят. Три тысячи звонков в сутки.

Роберт Морли предлагает, чтобы ищущие человеческого общения люди прикалывали на лацканы своих пиджаков значки с надписями: «Мне хочется поговорить по душам». Так они бы узнавали друг друга в метро, поезде, на улице и, не боясь натолкнуться на «заткнись», отводили бы душу в простой человеческой беседе. Он предлагает также, чтобы и поэты носили значки, и так находили слушателей, которым бы читали свои стихотворения. Английский журналист Джон Гопсих организует в Лондоне встречи под девизом: «Быть человеческим существом». Но все это напоминает Дон-Кихота, борющегося с ветряными мельницами.