17.4 О симпатии и антипатии

Чтобы любить достоинства, на это еще нет нужды быть другом, на это надо одно только уменье оценить.

А. И. Герцен

Тот человек, у которого испытанные друзья не остаются долго, имеет тяжелый нрав.

Демокрит

В обзорной статье, посвященной проблеме сплоченности малых групп, Р. Л. Кричевский пишет: «Стремление объяснить феномен групповой сплоченности тем, насколько симпатичны члены данной группы (тенденция, характерная для многих исследователей малых групп), вызывает справедливые возражения» (93, с. 176). Мы согласны с мнением о том, что при комплектовании экипажа нельзя ориентироваться только на взаимную симпатию. Однако хотим подчеркнуть, что производить подбор только на основании общности цели, профессиональной подготовленности, способности работать в экстремальных условиях без учета взаимной симпатии, сходства во взглядах, возрасте, интересах и т. д. также будет неправильно. Если не учитывать перечисленные компоненты, то во взаимоотношениях членов экипажа может появиться психологическая напряженность, нередко заканчивающаяся конфликтом и даже расколом группы.

О возникновении напряженности во взаимоотношениях людей в условиях гермокамеры, объединенных очень важной для науки общей целью, но значительно отличающихся по возрасту и характеру, можно составить представление из отрывков дневниковых записей двух испытуемых, врачей по специальности — С. П. Кукишева (44 года) и Е. И. Гаврикова (25 лет).

Кукишев, 19-е сутки: «...Мало у нас пока общих интересов; работа, чтение, дневник и молчание».

Гавриков:

20-е сутки: «У нас в камере все хорошо, тишь и гладь — божья благодать. Общаемся мало, даже меньше, чем нужно, и, по-моему, не в обиде за это друг на друга...»

21-е сутки: «Я поражаюсь выдержке С. П. Он ни разу «не сорвался», а я, видимо, не совсем удобоваримый тип».

24-е сутки: «Интересные у нас отношения. Я до сих пор не пойму. Порой он мне неприятен...».

25-е сутки: «С. П. говорит, что он себя бодро и прекрасно чувствует, а сам тоже зевает и тянется не меньше меня. Пижонит что ли? Все-таки не пойму его. Общаемся мы немного. Мы, видимо, не ужились, а сработались. При такой совместной жизни дома я бы давно поругался! Раньше я этого не замечал за собой, но С. П. считает, что это так. Я не хочу ссор на борту нашего ковчега. Я уж как-то сжился с камерой, с ее тусклыми, безликими салатными стенами, герметическими дверями, банками, электродами... Вдруг захотелось покурить. Сказал С.П., говорит: «Баловство»... Психику он травмирует в пределах нормы...»

Кукишев:

29-е сутки: «Меняется все: настроение, восприятие, отношение, ощущения».

30-е сутки: «...Ну вот и прошел месяц нашего пребывания в камере. Что я могу сказать по этому поводу? Это вполне приемлемый срок, и дался он мне довольно легко. Наиболее трудными, пожалуй, были 3-4 первых дня и с 12-х по 18-е сутки. Сейчас жизнь вошла в свой обычный ритм… Вообще мне до сих пор непонятны наши отношения. Сегодня я подумал, что они чем-то напоминают отношения двух робинзонов после примирения. Мы, как правило, не спорим. Лишних разговоров не ведем. Вообще мало разговариваем. Может быть, у нас разный круг интересов, потом сказывается разница в возрасте...» (3, с. 107—108).

Из приведенных записей нетрудно проследить, как у испытуемых, объединенных общей целью — провести сложный научный эксперимент — при взаимном общении возникает психическая напряженность, а точнее психологическая несовместимость. Во избежание этой напряженности они сокращают общение до минимума, ограничиваясь обменом «деловой информацией». Этот эксперимент длился всего месяц. Но если бы он продолжился до года, не исключено, что у испытателей произошли бы невротические срывы.

В 1930—1931 гг. была организована экспедиция в Гренландию для изучения мест, пригодных для авиационных баз. Возглавлял экспедицию Дж. Уоткинсон. На «Ледниковом щите» была основана небольшая база, в которой остались на зимовку Квинтин Рили и Мартин Линдсей — люди разного характера и темперамента, но испытывающие взаимную симпатию. Для нас представляет интерес их взаимная оценка друг друга в дневниковых записях. В начале зимовки в своем дневнике Квинтин Рили записал: «Чувствую, что жить с Мартином будет чудесно. Ничто не выводит его из равновесия, и он самый добродушный человек из всех, с кем мне приходилось встречаться. Поистине великолепный партнер для такой игры». Мартин Линдсей, оценивая результаты работы, делает следующую запись: «Мы всегда вели себя вполне непринужденно, и нам не стоило никаких усилий ладить между собой. Это тем более удивительно, что и по темпераменту, и по вкусам мы в сущности не имели ничего общего» (170, с. 17). Вспоминая об этой зимовке в последующем, М. Линдсей писал: «И хотя дни, проведенные вместе на Ледниковом щите, уничтожили всякие преграды между нами, как это ни странно, подобная близость никогда больше не восстанавливалась» (170, с. 17). Комментируя эту запись, Скотт, начальник экспедиции, писал: «Когда оглядываешься на прошлое, это вовсе не кажется странным. Как ни отличались в других отношениях их темпераменты, оба они принадлежали к типу людей, готовых на добровольные жертвы (это снова проявилось во время войны). Они питали одинаковую склонность к тому, что им приходилось делать. В тех примитивных условиях они смотрели на вещи совершенно одинаково, чего никогда не наблюдается у двух человек, как бы много общего между ними ни было, в полнокровной разнообразной жизни на родине. Если бы только они вернулись на Ледниковой щит, они снова без всякого насилия над собой зажили бы одними и теми же интересами, развлекая друг друга воспоминаниями о своей жизни на родине и рассказывая о себе, как о посторонних людях из иного мира» (170, с. 18).

Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что все люди в экспедиции вряд ли будут испытывать друг к другу симпатии; и это естественно. Но, при формировании экспедиций важно, чтобы среди ее членов не было людей, к которым остальные испытывают антипатию.