18.6 «Сумасшествие вдвоем»

Между вопросами наиболее интересными, которые предстоит нам решить — наиболее важный по своему теоретическому значению и по своим практическим последствиям, есть несомненно вопрос: заразительно ли помешательство?

Бэлл (1885 г.)

У ряда людей, долго живущих вместе, вырабатывается наклонность крайне легко подчиняться более сильной личности в ее желаниях, мыслях и т. д. В ряде случаев эта наклонность жить чужим душевным миром доходит до того, что при психическом заболевании «лидера», зависимая личность начинает воспринимать бредовые идеи (воздействия, преследования и другие нелепицы) и вести себя соответственно. Развивается индуцированное помешательство или folie a deux (бред вдвоем); оно проявляется в том, что два, три или несколько человек, живущих вместе с душевно больным человеком (мужем, братом и т. д.) высказывают одни и те же бредовые идеи, жалобы, например, что сосед через стенку специальной аппаратурой воздействует на их мозг, здоровье и т. д. или испытывают однотипные галлюцинации. При помещении больного в больницу индуцированный бред у остальных быстро исчезает. С. С. Корсаков приводит случай, когда одновременно покончили жизнь пять сестер под влиянием индуцированного бреда одной из них, страдавшей душевным заболеванием.

В. И. Яковенко (203) наблюдал 254 пациентов (80 мужчин и 174 женщины) с индуцированным психозом. При этом, по его данным, чаще встречаются диады. Бред индуцируют как правило старшие по возрасту или более авторитетные люди.

В настоящее время достаточно хорошо изучены такие социально-психологические явления в условиях группы, как выраженная психическая и эмоциональная заражаемость, а также внушаемость. Каждый клиницист хорошо знает, в условиях палаты один больной может «заразить» (индуцировать) других симптоматикой своего заболевания, не относящегося к инфекционным. В условиях пребывания в замкнутых системах обитания при астенизации нервной системы взаимное индуцирование иногда может принимать катастрофический характер.

В 1969 г. проводился эксперимент, в котором три испытуемых в течение года находились в условиях гермокамеры. Время от времени в гермокамере имитировались аварийные ситуации, когда резко повышалась температура, влажность и увеличивалось содержание окиси углерода в воздухе в течение пяти-семи дней. По окончании «аварии» параметры атмосферы в гермокамере восстанавливались.

Две «аварийные ситуации» испытуемые перенесли весьма тяжело, а после третьей, когда для ускорения восстановления гигиенических параметров в камеру через патрубок стали подавать чистый кислород, один из обследуемых высказал мысль, что в камеру подается в больших дозах окись углерода. У всех троих возникла картина «отравления окисью углерода» со всеми характеристиками физиологических реакций: головная боль, повышение артериального давления до 200 мм рт. столба, учащение пульса до 120—150 удар./мин. и др. При этом в крови карбооксигемоглобина обнаружено не было. Убежденность обследуемых в том, что они «отравлены», была настолько велика, что они категорически отказались от дальнейшего участия в запланированных аварийных ситуациях.

С. С. Сирота в своей работе, посвященной особенностям психической деятельности акванавтов в условиях пребывания в азотно-кислородной среде, описывает ряд случаев, когда один из акванавтов стал высказывать патологически бредовые идеи, индуцировав, тем самым, у других членов экипажа развитие патологических отклонений с переходом в реактивный психоз с аментивной спутанностью сознания. Другой акванавт у других членов экипажа индуцировал раздражительность, тревожность, мнительность и появление бредовых идей; убежденность в том, что действия руководства направлены против их здоровья и интересов. Такие состояния, как считает С. С. Сирота, «укладывались в картину паранойяльного синдрома с наличием идей преследования, которые никак нельзя было связать с воздействием азотно-кислородной смеси. Однородность же проявлений у всех акванавтов указывала на взаимное индуцирование симптоматики» (163-а, с. 210). Здесь следует подчеркнуть, что такие формы реагирования встречаются не всегда, однако их необходимо иметь в виду при пребывании малой группы в особых условиях обитания и правильно интерпретировать возникающие психические отклонения.

Аналогичные феномены имели место не только в экспериментах, но и в реальных космических полетах. Так, при полете на орбитальной станции «Алмаз» у одного из космонавтов развился бред отравления газами, проникшими на станцию из топливной системы. Второй космонавт «синдуцировал», ему тоже стало казаться, что он отравляется. Хотя в пробах воздуха не было обнаружено ядовитых веществ, космонавтов переубедить не удалось; у них появилась одышка, учащенное сердцебиение, тошнота и другие признаки отравления. Руководство полетом приняло решение экипаж досрочно снять с орбиты.

Во время длительных полетов у космонавтов стали появляться и другие необычные психические феномены, которые еще не обособились в четко очерченные формы нервно-психических заболеваний; нередко возникала тревожность, мнительность, неадекватная оценка возникающих необычных психических состояний, например, эйдетических образов, которые воспринимались как галлюцинации, и т. д.

Так возникла проблема создания психологической поддержки космонавтов. Руководители медико-психологической подготовкой пришли к мысли о том, что во время длительных полетов необходимо как-то неофициально разговаривать с космонавтами, а хорошо уяснив ситуацию и поняв их току зрения по поводу каких-то трудностей, помогать ребятам ненавязчивыми, деликатными советами.

Беседы с высокоавторитетными для космонавтов людьми позволяли снимать у них напряженность, разрешать многие сомнения. Вот что пишет об этой форме социальных коррекций В. Севастьянов: «Одним из способов положительного воздействия на экипаж в полете явились наши неоднократные совершенно неформальные беседы с врачом-психологом и академиком О. Н. Газенко, в процессе которых, как потом мы поняли, они проводили психологические коррекции. У нас установились с ними дружеские, деловые отношения. Получив четкие, ясные ответы и разъяснения по всем мучившим нас вопросам относительно психических, физиологических и других реакций, возможных в полете, мы намного увереннее чувствовали себя. Возникшее доверие к психологу превращало сеансы связи с ним во время полета в дружеские беседы, краткие, но вселяющие в нас бодрость и уверенность в своих силах» (159, с. 34). По своей сути так была создана система космической психотерапии.