21.2 Острые психические реакции выхода

Срабатывают двигатели мягкой посадки, и наступает необычная тишина. Смотрю в иллюминатор — за ним пахота... Расстегиваем привязные ремни. Жму руку Валерия Кубасова:

— Пользуясь случаем, первый от всей души поздравляю с успешным завершением полета. Примите мои заверения... и так далее. Одним словом, от радости несу словесную чепуху.

Г. Шонин

Этап острых психических реакций выхода начинается сразу после выхода человека из измененных условий существования и по времени длится от нескольких часов до двух-трех суток.

Первое, что отмечают спелеологи при выходе из-под земли, снижение порога чувствительности зрительного и слухового анализаторов. «Когда мы выходили из «Снежной» на поверхность, была безлунная земная ночь, — пишет А. Медведев. — Однако зрение наше стало настолько приспособлено к условиям пещерного мрака, а слух к безмолвию, что все мы видели вокруг себя так, как если бы над горами Кавказа стоял ясный день. И вокруг мы услышали не ночную тишину, а сотни и тысячи самых разнообразных звуков: криков, шуршаний, шелестов, шепотов... Необычайно обострившиеся зрение и слух на поверхности продолжали функционировать по законам подземной адаптации еще долгие сутки». Но особенно отчетливо выявляются в этот период сдвиги в эмоциональном состоянии.

В опытах по строгой сенсорной депривации зарубежные исследователи сразу после окончания экспериментов у испытуемых наблюдали появление эйфории, сопровождавшейся выраженным психомоторным возбуждением. Это подтверждалось и нашими исследованиями. Так, один из испытуемых после выхода из камеры в одном из пятен теста Роршаха увидел двух добряков за маленьким столом, которые только что подняли свои стаканы с вином.

После прекращения длительных сурдокамерных экспериментов у испытуемых наблюдалась двигательная гиперактивность, сопровождавшаяся оживленной мимикой и пантомимикой. Многие из них навязчиво стремились вступить в разговор с окружающими. Много шутили и сами смеялись над своими остротами, причем в обстановке, не совсем подходящей для проявления такой веселости. В этот период наблюдалась повышенная впечатлительность. Даже через два-четыре дня испытуемые отмечали ряд фактов и мелких деталей, относящихся к этому времени, которые запомнились им до мельчайших подробностей и расценивались как особо приятные, эмоционально ярко окрашенные. Каждое новое впечатление как бы вызывало забывание предшествующего и переключало внимание на новый объект («перескакивающее» внимание). Большинство испытуемых были довольны собой и высоко оценивали проведенный эксперимент, хотя в ряде случаев это была некритическая оценка проделанной работы. Своих ошибок при экспериментальном исследовании в послеизоляционном периоде испытуемые не замечали, при указании на них экспериментатора, реагировали крайне благодушно, хотя и старались, иногда весьма убежденно, представить свою работу в лучшем свете. Состояние повышенного настроения, оживленности продолжалось от нескольких часов до двух-трех суток. Как правило, даже в тех случаях, когда испытуемые, в связи с измененным суточным режимом, не спали в течение ночи перед выходом из сурдокамеры, они не чувствовали усталости в течение всего дня и относительно долго не могли уснуть ночью.

Так, испытуемый Т. после изоляции находился в возбужденном состоянии; он много говорил на темы, не относящиеся к эксперименту, шутил с обслуживающим персоналом, не сообразуясь с обстановкой и настроением окружающих. Не закончив разговор на одну тему, переключался на другую, увлекаясь поверхностными ассоциациями. Через три часа после выхода из сурдокамеры он выбежал в прилегающий к экспериментальному корпусу парк и стал бегать от одной клумбы с цветами к другой, от дерева к дереву, вслух восхищаясь всем увиденным, не обращая внимания на удивление встречающихся людей. Связано рассказать о проведенном эксперименте он смог только на третий день.

Описанные состояния испытуемых после сурдокамерных экспериментов были расценены нами как гипоманиакальный синдром. Относительная редкость описания этого синдрома в литературе по сенсорной депривации объясняется, очевидно, тем, что он трудно диагностируется ввиду отсутствия жалоб и кажущейся «адекватности» данного состояния настроению, связанному с окончанием эксперимента. Четкое выделение этого симптомокомплекса оказалось возможным только потому, что удалось получить материалы длительного наблюдения за поведением испытуемых (в основном космонавтов) в обычных условиях, а также данные о реакциях в других стрессовых ситуациях.

Психологические наблюдения, свидетельствующие о гипоманиакальном состоянии, подтверждались также данными экспериментально-психологических и ЭЭГ исследований. После окончания эксперимента наблюдался сдвиг спектра частот в сторону возбуждения, тогда как для периода изоляции было характерно преобладание медленных волн. Характерно, что отчетливый сдвиг на ЭЭГ в сторону возбуждения был обнаружен и у тех испытуемых, у которых по внешним признакам гипоманиакальное состояние отмечено не было.

При окончании космических полетов относительно небольшой продолжительности принципиальных различий в состоянии космонавтов с описанными выше эмоциональными состояниями не отмечалось. По возвращении на землю у них также наблюдались двигательное возбуждение, гипоманиакальность.

В возникновении эмоциональных нарушений при выходе человека из экстремальных условий участвует ряд факторов. Один из них — реакция ретикулярной и гипоталамической систем к условиям воздействия обычной афферентации после длительного периода снижения реактивности. Это подтверждается исследованиями П. Ризена, наблюдавшего у животных (кошки, собаки и обезьяны) по окончании длительных экспериментов со строгой сенсорной депривацией резко выраженное эмоциональное возбуждение, доходящее до судорог. По его мнению, эмоциональные расстройства у животных в период реадаптации являются следствием внезапного интенсивного сенсорного притока раздражителей.

Как уже говорилось, выходу из сурдокамеры предшествует завершающий период эмоционального напряжения со специфической картиной поведения. Конечно, завершающий этап психической напряженности в экспериментах, в которых участвовали в основном лица с сильным типом высшей нервной деятельности, не может рассматриваться как депрессивный период. Но общий фон настроения у испытуемых по отношению ко всему периоду длительной изоляции был явно снижен. Что же касается испытуемого Т., представителя слабого типа, то у него заключительный период напряженности протекал на фоне меланхолии. Такая цикличность в определенной степени моделирует соотношение эмоциональных фаз, свойственных как маниакально-депрессивному психозу, так и вообще циркулярным, периодическим колебаниям настроения. По нашим наблюдениям, более яркие формы послеизоляционного гипоманиакального синдрома давали лица возбудимого, безудержного типа, у которых, согласно И. П. Павлову, нет соответствующего умеряющего процесса торможения.

Так, у испытуемого Е. с сильным неуравновешенным типом высшей нервной деятельности после эксперимента наблюдались повышенная двигательная и речевая активность, перескакивание в разговоре с одной мысли на другую. При исследовании внимания методом корректурной пробы он работал вдвое быстрее, чем перед началом опыта, но количество ошибок увеличилось с 6 до 38. Окружающие предметы производили на него повышенное эмоциональное впечатление. В отчетном докладе он неоднократно возвращался к ощущениям, полученным от тюльпанов, подаренных ему при выходе из сурдокамеры. Он восторженно восклицал: «Какие прекрасные тюльпаны!», «я, кажется, никогда так не радовался и никогда не видел таких ярких тюльпанов!» Отчетное сообщение его было эмоциональным, образным, но недостаточно логичным и систематизированным. Период сурдокамерного испытания в его рассказе выглядел веселым и занимательным, хотя на самом деле у него отмечались длительные периоды пониженного настроения.

Экспериментами по длительной гиподинамии установлено, что по мере увеличения пребывания в условиях строгого постельного режима у испытуемых наблюдается снижение настроения и развивается эмоционально-волевое истощение, проявляющиеся в слезливости и других эмоциональных реакциях. В возникновении эйфории и гипоманиакального состояния в период после окончания экспериментов отчетливо просматривается психофизиологический механизм «разрешения». По окончании изоляции вследствие снятия внутренних тормозов благодаря механизму генерализации и последовательного индуцированного возбуждения подкорки возникает гипоманиакальное состояние. В проведенных экспериментах эмоция разрешения, кроме того, совпадала с торжественной обстановкой окончания опыта, которая усиливала эмоциональный подъем. А. Н. Божко так передает свои переживания в этот период после годичного пребывания в гермокамере: «Радостные лица. Аплодисменты. Все сливается в одно сплошное радостное пятно. Запах цветов пьянит, и кажется, что я покачиваюсь от воздуха, от свободного пространства, цветов и теплоты встречи» (21, с. 143).

Исследования показывают, что при адаптации к невесомости в центральной нервной системе возникают стереотипы регулирования двигательной активности, перестраиваются тонические и динамические соотношения мышечных функций, кинематика двигательных актов, а нижние конечности выключаются из таких процессов, как поддержание тела в вертикальном положении и ходьба. Последнее относится и к гиподинамии (ограниченность двигательной деятельности) при нахождении в камерах малого объема и при постельном режиме.

Нарушение психомоторики отмечается в первые часы и дни у всех космонавтов по возвращении на Землю.

Усилия космонавтов при пользовании предметами также были неадекватными. В. И. Севастьянов рассказывает: «Привычным для невесомости минимальным мышечным усилием я снял с головы шлемофон — он выпал у меня из рук. Когда я поднял его, с удивлением обнаружил, что он имеет колоссальный вес. И последующие первые дни пребывания на Земле я часто ронял предметы, когда брал их с меньшими усилиями, чем это требовал вес предмета» (158, с. 14).

Аналогичные затруднения отмечали в первые дни и другие космонавты. Таким образом, при длительном пребывании в измененных условиях ряд автоматизмов, выработанных в обычной обстановке, забывается. Этап выхода характеризуется ломкой стереотипов, выработанных в измененных условиях, и восстановлением прежних.